Поселение Сааров у озера Шармютцель известно с середины XIV века. В качестве курорта это место стало известно с начала XX века благодаря «живой» воде из термальных источников и лечебным грязям. Сааров начали застраивать дорогими виллами, гостиницами, он стал элитным предместьем. В 1923 году к названию прибавилось официальная «курортная» приставка «Bad».
Покинув Россию, здесь, в 1922 году, для поправки здоровья поселился Максим Горький. Сразу же к нему потянулось несметное количество гостей-паломников. Немецкий Сааров вдруг заговорил по-русски.
Вокруг Горького мгновенно образовался литературный круг из друзей и знакомых, гостей из Советской России и эмигрантов. Часто «гости», приехав в Европу, тут же становились беглецами. Но Горький принимал у себя в Саарове всех одинаково, как раньше, до 1921-го года в своей огромной квартире на Кронверкском проспекте в Петрограде.
(Этот проспект был назван именем Горького в 1932 году, позже рядом открыли станцию метро «Горьковская»).
Кронверкский проспект, Санкт Петербург.
25 сентября 1922 года Горький переехал в Сааров, в полутора часах езды по железной дороге от Берлина, в сторону Франкфурта-на-Одере, а в начале ноября он уговорил и нас переехать туда. Мы поселились в двух комнатах в гостинице около вокзала. «Кронверкская» атмосфера, дух постоялого двора в доме Горького, возобновилась в Саарове, в тихом дачном месте, пустом зимой, на берегу большого озера, по которому однажды Максим уговорил меня пронестись в ветреную погоду под парусом.
«Кронверкская» атмосфера возобновилась, правда, только по воскресеньям: уже с утренним поездом из Берлина начинали приезжать люди близкие и случайные. … Однажды у него в гостях я увидела Рыкова, тогда председателя Совета народных комиссаров, приехавшего в тот год в Германию лечиться от пьянства. …
(Из автобиографии «Курсив мой» Нины Берберовой, русской писательницы и автора документально-биографических исследований — München, 1972)
На привокзальной площади сразу же обнаруживается тот самый отель, в котором остановилась Нина Берберова с мужем, поэтом Владиславом Ходасевичем.
Я видела из окна гостиницы «Банхоф отель», как шли они с вокзала по вымершим улицам немецкого местечка, где тишина нарушалась только свистом редких поездов, а чистота была такая, что после долгого осеннего дождя улицы казались вымытыми.
(Н. Берберова «Курсив мой»)
Вся площадь перед вокзалом сохранила свой старый облик, как в «горьковские» времена. Очаровательно-курортный Сааровский вокзальчик был восстановлен с помощью частных пожертвований. Каждая деревянная колонна именная — имеет табличку с фамилией донатора.
Под номерами привокзального отеля, в которых сохранилась старинная обстановка и где жил поэт Владислав Ходасевич со своей красавицей женой Ниной Берберовой, находится ресторан «Die Bühne» — «Сцена». Он хранит атмосферу 20-х годов, это теперь довольно редкий для Германии фирменный стиль.
В преамбуле ресторанного меню упоминается именитый русский писатель, который, по курортному преданию, приходил сюда обедать с молодой женщиной. Надо полагать, это была гражданская жена Горького, Мария Игнатьевна Закревская, также графиня Бенкендорф и баронесса Будберг, предположительно двойной агент ОГПУ и английской разведки, автор сценариев к фильмам и друг Герберта Уэллса.
(Подробности в документальном исследовании Нины Берберовой: «Железная женщина. Рассказ о жизни М.И. Закревской-Бенкендорф-Будберг, о ней самой и о её друзьях» — New York: Russica Publ. Inc., 1981.)
В том же здании, напротив ресторана, реставрируется концертный зал. В 20-е годы здесь танцевали и смотрели кино.
Совсем рядом с вокзалом находится вилла «Путти», но это не то, что можно было подумать. Владений российских олигархов и депутатов, по непроверенным данным, здесь еще нет. Похожий на русскую избушку дом принадлежал банкиру Ландсбергу. «Путти» — прозвище его дочери. Семье Ландсбергов пришлось бежать от нацистов в Америку, а во времена ГДР, в 1972 году, здесь устроили музей-мемориал, посвященный Максиму Горькому. Теперь это частный дом, но по традиции его называют домом Горького, его фотографируют, надоедают хозяевам. Поэтому на специальном стенде помимо информации об истории дома висит табличка в просьбой не вторгаться в частную жизнь.
Горький в Саарове — что Достоевский для Баден-Бадена, чуть ли не почетный гражданин и главная достопримечательность. Даже школа носит его имя. Рядом с ней поставлена в 1968 году по проекту графика Герхарда Госсманна памятная стела с фигурой Горького в полный рост. На обратной стороне застыл в полете горьковский буревестник. Изображение состоит из 384 плиток мейсенского фарфора.
Фотография из Википедии
В Бад Саарове и сегодня можно легко себе представить, как тут жилось в 1922-1923 годах известному в Германии и Европе, состоявшемуся и состоятельному и не совсем еще пролетарскому писателю Максиму Горькому. Его пьесы в Германии до сих пор актуальны и не сходят со сцены. Более того, существует театр имени Горького:
Это логотип берлинского Gorki-Theater. В старинном здании рядом с Унтер ден Линден, с залом на 440 мест театр существует с 1952 года. В 2014 году здесь поставлена пьеса 1905 года «Дети солнца». Если кликнуть на логотип, можно увидеть полный репертуар театра.
В ноябре 1922 года по приглашению Алексея Максимовича я поехала к нему в гости в маленькое местечко Сааров — в двух часах езды от Берлина. … Сааров — летний грязевой курорт. Много санаториев. Зимой они не функционируют. Все же владелец одного из них соблазнился и сдал Горькому целиком второй этаж. Согласились с условием, что в доме больше постояльцев не будет. Комнат — десять (запас для гостей).
(«Портреты словами», мемуары Валентины Ходасевич, сестры поэта Владислава Ходасевича.)
В парке у озера
Все званые и незваные посетители проделывали путь минут в двадцать от вокзала до горьковского пансиона в сторону озера.
Недалеко от дома Горького был лесок, где водились лани. Каждая называлась но имени, а деревья стояли под номерами…. Санаторий был только обыкновенным пансионом, стоявшим в сосновом лесу; доктор, живший при нем неотлучно, следил за Горьким и настаивал на диете, но напрасно: диету он не соблюдал. Других клиентов в это время года в доме не было, и на обоих этажах шла жизнь очень русская: гости не переводились. Горький вставал в восемь, пил кофе и работал по утрам. Поезд из Берлина доставлял гостей к полудню. …
(Н. Берберова «Курсив мой»)
Гостиница у озера обнаружилась на «мостовой» имени Карла Маркса — Karl-Marx-Damm 15. Оказалось, старого здания уже нет, новый пансион построен ближе к озеру, но и сегодня здесь можно пожить почти как Горький.
Дорогие и просторные виллы начала века стоят среди сосен на больших участках, некоторые из них сдаются внаем.
То и дело встречаются уютные гостиницы
Есть незастроенные участки, на продажу. Дорого.
У Алексея Максимовича спальня и кабинет, очень похожий на все его рабочие комнаты. Где бы он ни поселялся, сразу же столяру заказывал письменный стол, без ящиков, но чуть выше нормального, покрывали его куском сукна. Остальное писательское подсобное хозяйство кочевало с Алексеем Максимовичем, и он сам все расставлял и раскладывал на столе — и никто не должен был ничего трогать. Конечно, были полки с книгами, несколько стульев, два кресла. Спальня — и того аскетичнее. Он ведет размеренную жизнь, почти не отрываясь от работы. Пишет с упоением — дорвался! Он очень озабочен судьбой все более ожесточающегося в противоречиях человечества.
(Валентина Ходасевич «Портреты словами»)
На месте старого пансиона установлен обелиск. Рядом с именем табличка, поясняющая, что Горький жил здесь в «Новом санатории» и вообще-то он известный русский писатель.
… Горничная, убрав со стола, ушла. За окном стемнело. Теперь Горький рассказывал. … У Горького в устных его рассказах было то хорошо, что он говорил не совсем то, что писал, и не совсем так, как писал: без нравоучений, без подчеркиваний, просто так, как было. Для него всегда был важен факт, случай из действительной жизни. К человеческому воображению он относился враждебно, сказок не понимал. …
(Н. Берберова «Курсив мой»)
У Горького был рассказ, я слышала его в его устной передаче. Его невозможно найти в полном собрании его сочинений, он, вероятно, никогда не был написан …
Он в 1923 году, в Саарове, рассказал его домашним, как он это часто делал, вечером за чайным столом.
Рассказ должен был называться «Графиня». Чекист, кровожадный фанатик, преданный партии, безжалостный и жестокий, арестовывает людей, расстреливает их, но ему все мало: он хочет, чтобы в руки ему попалась графиня, настоящая, одна из тех, о которых он читал в книгах или знал понаслышке. Но графини нет. Имеются жены министров, есть жена губернатора, и он ждет, он знает: графиня будет, будет для него, ее приведут к нему. Наступает день (в разгаре «красного террора»), он сидит у себя в кабинете, подписывает смертные приговоры, курит и думает о величии происходящего. И вдруг открывается дверь и входит его помощник, обмотанный пулеметными лентами, с маузером на поясе. Стирая с лица пот, в шапке набекрень, он говорит чекисту:
— Иди. Твою привели…
(Н. Берберова «Железная женщина», New York, 1981)
Последняя фотография, которой нет:
У меня долго хранилась одна фотография — это была встреча Нового, 1923 года в Саарове. На фоне зажженной елки, за столом, уставленным закусками, стаканами и бутылками, сидят Горький, Ходасевич, Белый, все трое в дыму собственных папирос, чувствуется, что все трое выпили и напустили на себя неподвижность. Слева, сложив руки на груди, очень строгая, в закрытом платье, М.Ф. Андреева, Шкловский, беззубый и лысый, чье остроумие не всегда доходило в этом кругу, актер Миклашевский, снимавший группу при магнии и успевший подсесть под самую елку и от того полупрозрачный. Максим, его жена, Валентина Ходасевич и я, размалеванные под индейцев. Негатив был на стекле, и Горький, когда увидел фото, велел разбить его: фотография была «стыдной». Единственная уцелевшая карточка была выкрадена из моего архива она, может быть, еще и сейчас гуляет по свету.
(Н. Берберова «Курсив мой»)
PS
Сегодня редкие приезжие из России интересуются здесь Горьким и тем, как немцы уважают и хранят память о русском писателе. Главным же в Бад Саарове остаются его термальные источники, купание, массаж, грязевые, молочные, пивные, соляные, ароматические, музыкальные и еще черт знает какие ванны в «Сааровских Термах». Но об этом в следующий раз.
Фотографии Марио Банди,
Оли Мишарёвой
и Николая Мясникова
